Мечта - это что-то неисполнимое. А цель - это исполнимая мечта...
Мы самые последние дети улиц.
Поколение вперёд - дети городов,
Позади нас шепчутся дети богов,
А мы выросли без кормилиц.
Мы самые первые дети свободы.
Боремся с отпрысками тишины.
Мёртвые сказки нам не страшны,
Нас могут убить только годы.
Мы верные дети порока
Под названием любовь.
И возродиться из пепла вновь
Забытое слово "жестокость".
Мы - тени, дети ночи,
Враги сладких снов,
Мы - создатели новых миров
Шире чем ваш, но короче.
Мы умрём, когда зажгутся огни,
Когда нас одолеет жалость,
Мы погибнем, когда придут они:
Покой, тишина, старость.
©Чебасова Мария Евгеньевна
Поколение вперёд - дети городов,
Позади нас шепчутся дети богов,
А мы выросли без кормилиц.
Мы самые первые дети свободы.
Боремся с отпрысками тишины.
Мёртвые сказки нам не страшны,
Нас могут убить только годы.
Мы верные дети порока
Под названием любовь.
И возродиться из пепла вновь
Забытое слово "жестокость".
Мы - тени, дети ночи,
Враги сладких снов,
Мы - создатели новых миров
Шире чем ваш, но короче.
Мы умрём, когда зажгутся огни,
Когда нас одолеет жалость,
Мы погибнем, когда придут они:
Покой, тишина, старость.
©Чебасова Мария Евгеньевна
Этих детей воспитывала улица. Они каждый день били стёкла домов и машин. Они время от времени грабили маленькие магазинчики. Кто-то не решался. Кто-то сам толкал других. Но их всех воспитала улица. Они никогда «не давались живыми» - они всегда обманными путями, зная все потаённые уголки и подвалы своего города, уходили от любой расправы и даже на последнем дыхании, когда уже нет сил, и воздуха не хватает, они не сдавались. Просто потому, что они – дети улиц, и эти улицы воспитывали их почти всю жизнь.
Их воспитывали эти пыльные проспекты, эти крики машин и дребезг стекла, полупустые бутылки переулков, рваные шарфы и кроссовки, музыка и заброшенные стройки. Они либо одиноки, либо держатся друг за друга, как единое целое. Но даже для одиночек – когда чужие руки прикасаются к ним, вся улица восстаёт. Но и сражения для них выглядят иначе…
Это не бродяги, хотя и те тоже – дети улиц. Эти дети живут в обычных домах и квартирах, у каждого из них есть семья, но все они всё равно считают своим домом – улицу, а семьёй – таких же, как они. И когда ночь опускается на город – улицы оживают, их дети выбегают из своих убежищ обычной жизни, перемахнув через заборы и лестницы, и встречаются в одном указанном месте, о котором никто не знает заранее, и которое каждый раз оказывается другим.
Из разных концов города, с крыш, заборов, крылец, между машин и редких ночных прохожих дети улиц синхронно, но независимо друг от друга выдвигаются к одной точке. Весь город уже оповещён. Каждый уже знает, где и во сколько. За несколько сотен метров уже слышно громыхание музыки и оглушительный крик DJ-ея. Топот от последних мягких приземлений кед заглушается визгом толпы, готовой к войне. Битва улиц. В движениях.
Перекошенные кофты, топы на одиночных лямках, штаны с ширинкой до колен, платки на шеях и банданы, огромные кроссовки, рубашки чуть ли не до земли, переплетённые ремни, в которых можно «заблудиться» - и всё на два-три размера больше, чем природа требовала – стандартные доспехи. Вместо патриотических криков, как на поле в бегу под расстрелом, - жесты, резкие движенья, добрый «фак» и плевок на край танцпола, суетливое хожденье из стороны в сторону, жадно вдыхая воздух, пока соперник делает свой ход. Их воспитала улица, они будут ругаться всеми матами мира, но языком тела, они в прыжках пробегут по «арене», руками взывая к визжащей толпе, они добьются крика DJ-ея «Давай-давай!» и резко перейдут в наступленье. Их оружие одно и единственное. Его не купить в оружейной лавке. Его не отобрать у местной разбойничьей шпаны. Им не обменяешься. Но оно у каждого дитя улиц своё собственное, единственное и неповторимое, потому что каждый создаёт его сам, каждый его так же оттачивает, как меч или стилет, каждый изучает навыки владения им и здесь никогда не будет совершенства, потому что осваивать это оружие можно вечно. И это оружие – танец.
Это дети улиц. Они научились бороться ещё с того дня, когда первый раз на улицах сделали хоть одно движение в такт музыке. После этого – улица их уже не отпускает.
Они с первых дней на улицах принимают вызов. Они с первых минут становятся бойцами, война между которыми никогда не прекратится, но которые всегда будут чем-то единым. И люди города – не улиц, а города – всегда будут охотиться за ними. Разгоны сборищ на старых стройках, снос и закрытие любимых мест сбора, отловка и штрафы за мелкие проступки, наказания за уличные выступления. Они боятся детей улиц. Они хотят затравить их в углу и никогда о них больше не слышать. Не все, но есть и такие. И с тех первых дней дети улиц уже учатся бороться. Сколько бы раз не разрушались любимые помещения и арены, сколько бы раз не раздавалось дома звонка с голосом милиционера о том, что «ваш ребёнок снова...», сколько бы раз вой серен не срывал музыкальный ход треков, сколько бы раз люди города не вмешивались – дети улиц всегда будут снова и снова находить новые места, снова музыка загремит в полночь, снова пронесётся «Давай-давай! Зажигай!», и это будет сигнал к началу битвы. Это будет самая безболезненная и безвредная вечная война. Дети улиц будут всегда. Пока есть дети, и пока есть улицы.
И они давно набрали вечной силы. Вечной выносливости. Бесконечно сражаясь часами под музыку в беспрерывном движении. Они никогда не остановятся и не упадут. Их оружие никогда не ломается, разве что может сточиться. Но дети улиц этого не позволят.
Этих детей воспитала улица. Они не плохие и не хорошие. Это не испорченная шпана. Это дети улиц. Порождения танца и музыки, пыльных переулков, свободы, силы. Это дети улиц, и эти улицы воспитывали их почти всю жизнь.
Мы самые последние дети улиц.
